Кубрик
Кубрик. 14.00. Воскресенье после праздника. Воздухголубой, табачный.
Старпом с утра услал всех на корабль, не сказав, чем же заниматься после обеда. Стиль работы - раздать работу и слинять.
Помощник командира не может после обеда распустить офицеров по домам вот так сразу и поэтому строит личный состав.
- В две шеренги по подразделениям становись! Равняйсь! Смирно! Вольно! Командирам подразделений сделать объявления! Строй зашелестел.
- Разойтись по тумбочкам! - вспоминает помощник. - Бумага, застеленная в тумбочки, уже грязная, бирок нет, черт-те что, вопрос вечный, как мир! Командиры подразделений! По готовности предъявлять тумбочки лично мне.
Разошлись по тумбочкам. Из рундучной хрипящий в наклоне голос:
- Это чьи ботинки? В последний раз спрашиваю! По коридору:
- Савелич! Савелич! Савелич! Где эта падла? Савелич - матрос. Его вечно теряют и вечно ищут. Штурман. Высокий, крупный, рыжий. Садится и берет гитару, мурлычет: "Н-о-чь ко-рот-ка...". Красивый баритон. К нему подлетает помощник:
- Валерий Васильевич! Вы готовы предъявить свои тумбочки?
Штурман смотрит в точку и говорит только после того, как выдержана "годковская пауза" - пауза человека, прослужившего на восемь лет больше помощника:
- Люди работают... Доклада не поступало.
Помощник отлетает. Штурман задумчиво изрекает:
- Рас-пус-ти-те пол-ки! Люди ус-та-ли!
Он читал когда-то "Живые и мертвые", и ему кажется, что это оттуда. Офицеры с поминальными лицами собрались в ленкомнате. Некоторые от скуки читают газеты.
- Весь день продавил воображаемых мух. Нарисую в воображении и давлю. Здорово.
- Вы не знаете, когда это кончится?
- Никогда.
- Военнослужащий выбирает себе одно неприличное слово и постоянно с ним ходит.
- Что вы все время читаете, коллега?
- "Идиота".
- Настольная книжка офицера. Не занимайтесь ерундой, товарищ офицер, займитесь делом!
- Если офицер слоняется, значит, он работает; сел почитать - занимается ерундой.
- А вот я уже падежей не помню.
- Поздравляю вас.
- Нет, серьезно... винительный... родительный...
- Ну, серпентарий! Пива бы...
- Вы еще сегодня дышите вчерашними консервированными кишками.
- Праздник... нельзя...
- Когда же я переведусь отсюда, господи. Как я буду хохотать.
Влетает помощник.
- А здесь что за отсидка? Все встать и к тумбочкам! Командиры подразделений - в рундучную!
- Бедная рундучная...
Все поднимаются и идут к выходу. Передний в спину помощнику:
- Владимир Федорович! Когда вы говорите так сильно, у меня нарушается равновесие мозга, - оборачивается назад. - Товарищ Попов! Вы готовы предъявить Владимиру Федоровичу себя и тумбочку? Не надо делать акающее движение глазами.
- Не трогай человека, у человека, может, овуляция... наступает.
- Вперед! Лопаты не должны простаивать!
Последний выходящий - в затылок предпоследнему тоном римского трибуна:
- Обратите внимание! Мирные флотские будни! Тумбочки! Последняя предъядерная картина. С первым же ядерным взрывом все это улетит далеко-далеко... вместе с койками... захватив с собой наш любимый личный состав...
Ленкомната пустеет. В рундучной скорбные командиры подразделений. Все сгрудились среди гор флотских брюк,
сброшенных на пол. Над брюками помощник.
- Где бирки?! Говорят, формы одежды у них нет!
На вешалках ни одной бирки! Черт знает что!
- На-ча-ть-боль-шу-ю-при-бор-ку!
- Разойтись по объектам! Где ваш объект? Что вы здесь стоите?
Из-под коек выметаются остатки праздника - кожура мандаринов, окурки...
Я закрылся в ленкомнате. Дверь тут же открывается.
- Ты чего здесь? Только закроешь дверь, ее сразу же откроют, чтоб посмотреть, отчего это ее закрыли. Воскресенье затихает вместе с приборкой. Через открытую дверь ленкомнаты видна рундучная. Я пишу рассказ.
- Чьи это ботинки? - не унимается рундучная. - В последний раз спрашиваю!
- Савелич! Савелич! Саве... вы не видели Савелича? Где эта падла?!
Рассказ называется: "Кубрик".